[eklerovna]

Предсмертное письмо программиста Билла Зеллера (покончил с собой в январе этого года)



Я чувствую нужду заявить о своей вменяемости и оправдать свои действия, но предполагаю, что никогда не смогу никого убедить в правильности принятого решения. Может быть, действительно, все, кто совершает самоубийство, безумны по определению, но я, во всяком случае, могу объяснить причины своего поступка. Я рассматривал возможность отказа от написания этого текста в силу его личного характера, но я люблю доводить всё до конца и не хочу, чтобы люди гадали, почему я покончил жизнь самоубийством. Так как я никогда никому не рассказывал о том, что произошло со мной, люди, скорее всего, сделали бы неправильные выводы.

Моё самое первое воспоминание из детства — это то, как я был неоднократно изнасилован. Это повлияло на мою жизнь в каждом её аспекте. Эта тьма — только так я могу это описать — следовала за мной, как туман, но временами усиливалась и овладевала мной, обычно вследствие возникновения какой-то особой ситуации. В детском саду я не мог воспользоваться туалетом и каждый раз, когда мне нужно было это сделать, стоял, как будто окаменев — это стало началом тенденции к неловкому и необъяснимому поведению в обществе. Вред, нанесенный моему телу, все еще не дает мне пользоваться туалетом нормально, но сейчас это не столько физический дефект, сколько ежедневное напоминание о том, что было сделано со мной.

Эта тьма следовала за мной по мере того, как я рос. Я помню, как проводил часы, играя с лего, находясь в мире, состоящем лишь из меня и коробки холодных, пластиковых деталей. Просто ожидая, когда всё закончится. То же самое я делаю и сейчас, но вместо лего я сижу в интернете, читаю книги или слушаю трансляцию бейсбола. Большую часть своей жизни я провел мертвым изнутри, в ожидании, когда и тело придет в соответствие моему внутреннему состоянию.

Во время взросления я иногда чувствовал безысходную ярость, но не связывал это с тем, что со мной произошло, пока не достиг половой зрелости. Я мог держать темноту на привязи по несколько часов, занимаясь чем-то, что требовало сосредоточения внимания, но она всегда возвращалась ко мне. Программирование привлекло меня именно по этой причине. Я никогда особенно не увлекался компьютерами и не проявлял математических склонностей, но временное спокойствие, которое мне даровало программирование, было похоже на наркотик. Однако тьма всегда возвращалась и вырабатывала что-то вроде толерантности, судя по тому, что мне все сложнее было находить убежище в программировании.

Темнота со мной почти каждый раз, когда я просыпаюсь. У меня такое чувство, как будто я покрыт глубоко въевшейся грязью. Я ощущаю себя узником грязного тела, которое невозможно отмыть никаким способом. Каждый раз, когда я думаю о том, что произошло, мной овладевает мания и внутренний зуд, и я не могу сосредоточиться на чем-то еще. Оно проявляет себя и во время еды, и когда я несколько дней подряд не сплю, и когда я сплю шестнадцать часов без перерыва, и когда я на неделю зарываюсь в программирование, и когда я постоянно хожу в тренажерный зал. Я истощен от того, что чувствую себя подобным образом каждый час каждого дня.

Три-четыре ночи на неделе у меня кошмары о том, что произошло. Это заставляет меня избегать сна, и я постоянно чувствую себя уставшим, потому что сон с часами (как мне кажется) кошмаров не дает отдыха. Я просыпаюсь в поту и в ярости. Каждое утро я получаю напоминание о том, что со мной было совершено, и о власти этого над всей моей жизнью.

Я никогда не мог перестать думать о том, что со мной произошло и это сильно препятствовало нормальному общению. Я мог быть разозленным и погруженным в свои мысли в тот момент, когда кто-то меня прерывал, говоря «Привет» или затевая непринужденную беседу, и потом не понимал, почему я казался холодным и отстраненным. Я ходил, глядя на внешний мир через далекий портал за моими глазами, не в состоянии быть приветливым, как нормальный человек. Мне хотелось бы знать, каково это — общаться с людьми, не думая постоянно о произошедшем, и интересно, есть ли другие люди с похожим жизненным опытом, которые в состоянии скрывать его успешнее меня.

Алкоголь также помогал мне сбежать от моей тьмы. Правда, она всегда находила меня позже и всегда была зла, что я смог сбежать и заставляла меня расплачиваться за это. Множество безответственных поступков, которые я совершил, стали результатом действия этой темноты. Очевидно, я сам несу ответственность за все мои решения и действия, включая это, но есть определенные причины того, что вещи происходят так, а не иначе.

Алкоголь и другие наркотики обеспечили способ отстраниться от реальности моей жизненной ситуации. Было легко провести ночь за выпивкой и забыть о том, что у меня в будущем нет ничего, к чему я мог бы стремиться. Мне никогда не нравилось, что со мной делает алкоголь, но все же это было лучше, чем трезво взглянуть на своё существование. Я не прикасался к алкоголю и прочим наркотикам уже 7 месяцев (и алкоголь с наркотиками никак не будут связаны с тем, что я собираюсь сделать) и это заставило меня честно и ясно оценить свою жизнь. Нет тут никакого будущего. Тьма всегда будет со мной.

Раньше я думал, что если я решу какие-нибудь задачи или достигну каких-то целей, то, может быть, он уйдет. Меня успокаивала мысль о том, что источником моих сложностей может быть какая-то осязаемая проблема, а не нечто, что я никогда не смогу изменить. Я думал, что если я поступлю в хороший университет, или в хорошую аспирантуру, или сброшу вес, или буду ходить в тренажерный зал почти каждый день в течение года, или создам программы, которые будут использоваться миллионами людей, или проведу лето в Калифорнии или Нью-Йорке, или опубликую статьи, которыми я гордился — может быть, тогда я почувствую хоть какое-то спокойствие и не буду вечно преследуемым и несчастным. Но что бы я ни делал, это никак не влияло на то, насколько подавленным я был каждый день, и не приносило никакого удовлетворения. Не знаю, почему я вообще решил, что мои действия что-то изменят.

Я не осознавал, насколько глубоко он владел мной и моей жизнью, до начала моих первых отношений. Я по глупости предполагал, что вне зависимости от того, как темнота влияла на меня лично, мои романтические отношения будут как-то отделены и защищены. Взрослея, я представлял свои будущие отношения как возможное избавление от этой штуки, которая преследует меня каждый день, но потом я начал понимать, насколько она была вовлечена в каждый аспект моей жизни и что она не собирается когда-либо меня освобождать. Вместо того, чтобы стать избавлением, отношения и романтическая связь с другими людьми только усилили в нем все то, что я не мог выносить. Я никогда не смогу быть в отношениях, где он не находится в фокусе, влияя на каждый аспект моей романтической связи.

Отношения всегда начинались нормально, и я мог игнорировать его на протяжении нескольких недель. Но по мере того, как мы эмоционально сближались, темнота возвращалась, и каждую ночь я, она и тьма сливались в черном, отвратительном единстве. Он окружал и проникал в меня и чем больше мы делали, тем интенсивнее это становилось. Из-за этого я стал ненавидеть любые прикосновения, потому что пока мы были отделены друг от друга, я мог воспринимать её как стороннего человека, видеть нечто доброе, хорошее и незапятнанное. Когда мы соприкасались, темнота обволакивала и её, овладевала ей, и зло внутри меня окружало ее. Я всегда ощущал, что заражаю всех, с кем я был.

Отношения не складывались. Никто из тех, с кем я встречался, не подходил мне, и я думал, что, возможно, если я найду правильного человека, это подавит его. Какая-то часть меня знала, что на самом деле это не поможет, и поэтому я стал интересоваться девушками, которых я сам очевидно не интересовал. Некоторое время я думал, что я гей. Я убедил себя в том, что это вовсе не тьма, а скорее моя ориентация, потому что это дало бы мне определенную власть над тем, почему я не ощущал себя правильным. Тот факт, что темнота влияла на сексуальные аспекты моей жизни сильнее всего, вложило в эту идею некоторый смысл, и я убеждал себя в этом на протяжении нескольких лет, начиная с момента в колледже, когда мои первые отношения закончились. Я рассказывал людям, что я гей (в Тринити, не в Принстоне), несмотря на то, что мужчины не привлекали меня, и я по-прежнему обнаруживал, что интересуюсь девушками. Потому что если не моя гомосексуальность была ответом, то что еще? Люди думали, что я избегаю своей ориентации, но на самом деле я избегал истины, которая заключается в том, что хоть я и гетеросексуален, я никогда не буду удовлетворен отношениями с кем-либо. Сейчас я знаю, что темнота никогда меня не покинет.

Прошлой весной мне встретился некто, непохожий ни на кого другого, кого я раньше встречал. Кто-то, кто показал мне, насколько хорошо два человека могут ладить, и как сильно я могу заботиться о другом существе. Кто-то, кого я мог бы любить и быть вместе с ним до конца моей жизни, если бы я не был таким уебищем. Удивительно, но я ей нравился. Ей нравилась та человеческая оболочка, которую оставляла после себя темнота. Но это не значило ничего, потому что я не мог остаться с ней наедине. Никогда мы не оставались с ней вдвоем, всегда втроем: она, я и тьма. Чем сильнее мы сближались, тем сильнее я чувствовал темноту, словно какое-то злое зеркальное отражение моих эмоций. Всю нашу с ней близость, которую я так любил, он дополнял страданием, которое я не мог терпеть. Я осознавал, что никогда не смогу отдать ей, или кому-то еще, себя полностью и только себя. Ей никогда не получить меня, не получив вместе с этим темноту и зло внутри меня. Мне никогда не получить только её, не заполучив впридачу тьму как часть всех наших взаимодействий. Я никогда не буду спокоен, никогда не буду удовлетворен и никогда не буду в здоровых отношениях. Я понял всю бесцельность романтической части моей жизни. Если бы я не встретил её, я понял бы это сразу, как только встретил кого-то другого, кто подходил бы мне так же хорошо, как она. Вероятно, наши с ней отношения не сложились бы и мы бы расстались (и отношения закончились бы, как и большинство других отношений), даже если бы у меня не было этой проблемы, так как мы встречались лишь недолгое время. Но я встречусь с теми же самыми проблемами с тьмой в отношениях с кем угодно. Несмотря на мои надежды, любви и совместимости недостаточно. Ничего не достаточно. Нет способа, как я мог бы исправить все это, или хотя бы затолкать темноту достаточно глубоко, чтобы сделать отношения или какую-либо интимность возможными.

И я просто следил за тем, как наша связь распадается на части. Я обозначил явное временное ограничение на наши отношения, потому что я знал, что они не смогут продолжаться из-за темноты и не хотел ее удерживать, и это, в свою очередь, вызвало множество проблем. Она была поставлена в неестественное положение, в которое никогда не должна была попадать. Наверное, для нее было очень тяжело выносить это, не зная, что со мной происходит на самом деле, но я никогда не мог ни с кем говорить об этом. Потерять ее было очень тяжелым испытанием и для меня. Не из-за нее (я смирился с расставанием довольно быстро), а из-за осознания того, что у меня ни с кем больше не будет отношений, и из-за того, что эти отношения стали символом последней настоящей, исключительной личной связи, которая у меня была. Для других людей это не было очевидно, так как я ни с кем не говорил о настоящих причинах моей тоски. Мне было очень грустно летом и осенью, но не из-за нее, а из того, что я никогда и ни с кем не смогу сбежать от своей тьмы. Она была такой любящей и доброй ко мне и дала мне все, чего я только мог от нее просить, учитывая текущие обстоятельства. Я никогда не забуду, сколько счастья она принесла мне в те короткие моменты, когда я мог отвлечься от темноты. Изначально я планировал убить себя прошлой зимой, но тогда у меня так и не получилось сделать это. (Части этого письма были написаны больше года назад, другие части — за несколько дней до самоубийства.) Я поступил неправильно, вмешиваясь в её жизнь, в то время как самоубийство было возможным, и мне следовало просто оставить ее в покое, хоть мы и встречались всего несколько месяцев и все давно закончилось. Она просто еще один человек в длинном списке людей, которым я сделал больно.

Я мог бы истратить страницы, рассказывая о других своих отношениях, которые были разрушены из-за моих проблем и моего смущения, связанного с темнотой. Я причинил боль стольким прекрасным людям из-за того, кто я есть и моей неспособности чувствовать то, что должно быть почувствовано. Все, что я могу сказать - что я пытался быть честным с людьми касательно того, что я считал правдой.

Я провел всю свою жизнь, причиняя боль людям. Сегодня это произойдет в последний раз.

Я рассказывал различным людям много всяких вещей, но я никогда не говорил ни с кем о том, что со мной произошло, по очевидным причинам. Мне потребовалось некоторое время, чтобы осознать, что независимо от того, насколько близок ты к кому-то, или насколько сильно они, по их словам, любят тебя, люди просто не в состоянии хранить секреты. Я узнал об этом несколько лет назад, когда я думал, что я гей, и рассказал об этом людям. Чем болезненнее секрет, тем смачнее сплетни и тем вероятнее, что вас предадут. Людям наплевать на свои слова и на то, что они обещали, они просто делают, что им, блядь, захочется, и потом оправдываются. Невероятное одиночество чувствуется, когда понимаешь, что ты никогда не сможешь поделиться чем-то с человеком и оставить это только между вами. Я не виню никого конкретного, наверное, люди такие по своей натуре. Даже если бы мне показалось, что я могу поделиться своими переживаниями с кем-то еще, у меня нет никакого желания состоять в дружбе или отношениях, где другой человек видит меня поврежденным и загрязненным, какой я и есть. Так что если даже я мог бы кому-то доверять, я, скорее всего, не рассказал бы ему о том, что со мной случилось. А сейчас мне просто все равно, кто узнает.

Я чувствую зло внутри себя. Зло, которое заставляет меня желать закончить жизнь. Мне необходимо остановить это. Я должен убедиться, что я никого не убью (а убийство — не что-то, что можно легко обратить). Я не знаю, связано ли это с тем, что произошло со мной, или с чем-то еще. Я вижу иронию в том, чтобы убить себя для предотвращения убийства кого-то другого, но это решение должно показать, на что я способен.

Итак, я осознал, что я никогда не смогу сбежать от темноты и от страдания, связанного с ней, и я несу ответственность за то, чтобы не дать самому себе нанести физический вред другим.

Я просто сломанная, несчастная оболочка человеческого существа. Изнасилование определило меня как личность и сформировало меня как человека, оно сделало меня тем монстром, которым я являюсь, и нет ничего, что я могу сделать, чтобы сбежать от этого. Я не знаю никакого другого существования. Я не знаю, как ощущается жизнь, где я отделен от всего этого. Я активно презираю личность, которой я являюсь. Я просто чувствую себя принципиально неисправным, почти не человеком. Я чувствую себя животным, которое однажды проснулось в человеческом теле и пытается что-то понять в чужом мире, живя среди существ, которых оно не понимает и с которыми не может установить связь.

Я смирился с тем, что тьма никогда не позволит мне состоять в отношениях. Я никогда не буду засыпать, держа кого-то в своих руках и ощущая тепло рук на своей коже. Я никогда не узнаю, что такое чистая, незапятнанная близость. У меня никогда не будет исключительной связи с кем-то, кем-то, кто может принять всю любовь, которую я готов отдать. У меня не будет детей, а ведь я так хотел стать отцом. Я думаю, из меня получился бы хороший папа. И даже если бы я смог пробиться через темноту, чтобы жениться и завести детей, пусть и не в состоянии чувствовать близости, то я бы все равно никогда не стал этого делать, зная, что могу покончить жизнь самоубийством. Я старался уменьшить количество боли, хотя я знаю, что мое решение причинит боль многим из вас. Если оно делает вам больно, то я надеюсь, что вы хотя бы сможете быстро забыть обо мне.

Бессмысленно указывать, кто именно изнасиловал меня, так что я просто оставлю все как есть. Я сомневаюсь, что бездоказательное слово мертвого парня о том, что произошло более двадцати лет назад, будет иметь какой-то вес.

Вы можете поинтересоваться, почему я не разговаривал об этом с профессионалом. С подросткового возраста я повстречался со многими врачами для разговоров о других проблемах и я уверен, что еще один врач мне бы не помог. Не было ни единого случая, когда мне был дан осуществимый совет. Многие из них проводили большУю часть сеанса, читая свои заметки, чтобы вспомнить, кто я такой. У меня нет желания говорить о том, как я был изнасилован в детстве, и потому что это не поможет, и потому что у меня нет уверенности, что эта беседа останется в тайне. Я знаю юридические и реальные грани конфиденциальности между врачом и пациентом, будучи выращенным в доме, где мы слышали истории о различных умственных отклонениях известных людей, истории, которые передавались через поколения. Достаточно одного врача, которому кажется, что моя история достаточно интересная, чтобы ей поделиться, или врача, которой покажется, что её правом или обязанностью является передача информации властям и принуждение меня к тому, чтобы я назвал насильника (она оправдает свое решение, сказав себе, что кто-нибудь другой может быть в опасности). Достаточно лишь одного врача, который обманет мое доверие, точно так же как сделали «друзья», которым я рассказал, что я гей, и вся моя история станет достоянием общественности и я буду вынужден жить в мире, где все знают, какое я уебище. И да, я понимаю, что эти рассуждения говорят о том, что у меня серьезные проблемы с доверием, но они являются результатом большого количества случаев с людьми, которые показали глубочайшее неуважение к своим собственным словами и к секретам других.

Люди говорят, что самоубийство эгоистично. Я думаю, что эгоистично просить людей продолжать жить мучительной и несчастной жизнью, лишь для того, чтобы вам не пришлось, возможно, погрустить неделю или две. Суицид может быть необратимым решением временной проблемы, но еще он может быть необратимым решением 23-летней проблемы, которая с каждым днем становится все более значительной и подавляющей.

Некоторым людям в этой жизни просто выпадают плохие карты. Я знаю, многим приходится хуже, чем мне и, может быть, я просто слаб, но я действительно пытался бороться с этим. Я пытался бороться каждый день последние 23 года и, блядь, я просто больше не могу.

Мне часто бывает любопытно, как живется другим людям. Людям, которые могут чувствовать любовь других и отдавать взамен тоже подлинную любовь, людям, которые могут воспринимать секс как интимное и приносящее радость переживание, людям, которые могут чувствовать цвета и события этой жизни без постоянного страдания. Интересно, кем бы я был, если бы я был иным или если бы я был сильнее. Звучит довольно здорово.

Я готов к смерти. Я готов к боли и я готов прекратить свое существование. Благодаря строгости законов об оружии в Нью Джерси, это, вероятно, будет гораздо более болезненным, чем должно быть, но что поделаешь. Единственное, чего я боюсь на данном этапе — это что-нибудь сделать не так и выжить.

---

Также я хотел бы обратиться к моей семье, если их можно так назвать. Я презираю все их убеждения и искренне ненавижу их, безэмоциональным, бесстрастным и, как мне кажется, здоровым образом. Мир станет лучше, когда они умрут — в нем станет меньше ненависти и нетерпимости.

Если вы не в курсе ситуации, мои родители — христианские фундаменталисты, выпнувшие меня из дома и оставившие без средств к существованию, когда мне было 19, потому что я отказался проводить в церкви по семь часов каждую неделю.

Они живут в черно-белом мире, который они сами для себя построили. Они делят мир на добро и зло и живут за счет того, что ненавидят все, чего боятся или не понимают, называя это любовью. Они не понимают, что хорошие и добрые люди существуют везде вокруг нас, независимо от того, «спасены» они или нет, и что злые и жестокие люди составляют существенную долю посетителей их церкви. Они злоупотребляют доверием людей, ищущих надежду, приучая их ненавидеть так же, как ненавидят они.

Случайный пример:
«Лично я убежден, что если мусульманин искренне верует и подчиняется Корану, то он станет террористом.» — Джордж Зеллер, 24 августа 2010 г.

Если вы предпочитаете следовать религии, где, например, набожные католики, старающиеся быть хорошими людьми, попадают в ад, а педофилы попадают в рай (если они в какой-то момент были «спасены») — это ваш выбор, но это полный пиздец. Может быть, Бог, который действует по этим правилам, действительно существует. Если так – пошел Он нахуй.

Их церковь всегда была важнее членов семьи и они с радостью жертвовали всем, что требовалось для удовлетворения их неестественных убеждений о том, кем они должны быть.

Я вырос в доме, где любовь всегда проецировалась через Бога, в которого я никогда не верил. В доме, где любовь к музыке с хоть каким-нибудь ритмом буквально выбивалась из меня. В доме, полном ненависти и нетерпимости, управляемом двумя людьми, которые были экспертами по проявлению доброты и теплоты, пока другие были рядом. Родителями, которые говорили восьмилетнему ребенку, что его бабушка попадет в ад, потому что она католичка. Родителями, которые заявляли, что они не расисты, а потом рассуждали об ужасах межрасовых браков. Я мог бы привести сотни других примеров, но это довольно утомительно.

С тех пор, как меня выгнали, я общался с ними сравнительно нормально. Я говорю с ними по телефону, как будто ничего не произошло. Я не знаю точно, почему. Может быть, мне нравится притворяться, что у меня есть семья. Может быть, мне нравится, что есть люди, с которыми можно поговорить о том, что происходит в моей жизни. Как бы то ни было, это все не по-настоящему и выглядит как подделка. Я не должен был позволить произойти этому воссоединению.

Вышесказанное я написал некоторое время назад, и я чувствую себя так же большую часть времени. Иногда, однако, я чувствую меньше ненависти. Я знаю, что мои родители искренне верят в ту чушь, в которую они верят. Я знаю, что моя мама, во всяком случае, любила меня очень сильно и старалась, как могла. Одной из причин, почему я так долго откладывал это, стало то, что я знаю, как много страдания ей это принесет. Она грустит с тех пор, как выяснила, что я не «спасен», потому что верит, что я попаду в ад, но это не та грусть, за которую я должен нести ответственность. Этот факт никогда бы не поменялся, ну и, предположительно, она верит, что состояние моего физического тела гораздо менее важно, чем состояние моей души. И все же, разумом я не могу до конца оправдать свое решение, зная сколько боли оно принесет ей. Может быть, моя способность забрать свою жизнь, зная, сколько мучений это принесет, и показывает, что я являюсь монстром, недостойным жизни. Все что я знаю — это что я больше не в состоянии справляться со своей болью и я искренне сожалею, что не могу дождаться, пока умрет моя семья и все, кого я знал, чтобы покончить с жизнью, не принося никому страданий. Годами я мечтал о том, чтобы меня сбил автобус или чтобы я погиб, спасая тонущего ребенка, и моя смерть была бы более приемлемой, но мне так и не повезло.

---

Тем, кто показывал мне свою любовь — спасибо за то, что терпели всё мое засранство, перепады настроений и рассеянность. Я никогда не был тем человеком, каким хотел бы быть. Может быть, без тьмы я был бы лучше, а может быть и нет. Я старался быть хорошим человеком, но я осознаю, что не очень сильно продвинулся в этом начинании.

Я прошу прощения за все страдания, которые вызовет мой поступок. Я очень хотел бы, чтобы у меня был другой выход. Надеюсь, это письмо объясняет, почему я должен был это сделать. Если вы не можете понять это решение, я надеюсь, что вы меня хотя бы простите.

Билл Зеллер

---

Пожалуйста, сохраните это письмо и перепостите его, если оно будет удалено. Я не хочу, чтобы люди гадали, зачем я это сделал. Я распространил его более широко, чем мог бы, потому что беспокоюсь о том, что моя семья может попытаться ограничить доступ к нему. Я не против того, чтобы это письмо было опубликовано. На самом деле, я бы даже предпочел, чтобы оно было опубликовано для людей, которые не смогли его прочесть и начали делать свои собственные выводы.

Можете свободно публиковать это письмо, но только если оно воспроизводится полностью.
Оригинал на английском языке находится по адресу gizmodo.com/#!5726667/the-agonizing-last-words-of-bill-zeller

PS. Мать его в интервью сказала, что не представляла, какие у ее сына большие проблемы. И понятия не имеет, кто его насиловал. Наверное, тоже решила не забивать себе голову всякими модными нынче обсуждениями о насилии и травме.