«Фаллократия узаконила любые формы мужской рефлексии и табуировала права на женскую. Все эти Генри Миллеры и их меньшие братья Аксеновы и Яркевичи, с религиозным трепетом выясняющие в литературе собственные отношения с собственными гениталиями при том, что в их иерархии гениталия занимает хозяйское положение, а рефлексия — батрацкое... Весь этот безнадежный мужской мир, в центре которого один изможденный мужской же цивилизацией фаллос, давным-давно из средства превратившийся в цель... Не приведи господи родиться мужчиной и мерить себя и мировую гармонию физиологической линейкой! Посмотрите, какая глупая эта линейка у мужчины, хотя мы с ним социализируемся одним испанским сапогом, живем на одной планете и даже спим в одной постели, дежурно или восхитительно в зависимости от взаимного зажима и положения Марса и Венеры на небе. Совсем как у Платона — "звездное небо и нравственный закон внутри"»
«В детстве меня пугали бабой-ягой, в юности – гинекологом. Все педагогические оговорочки и весь ученический фольклор вели дело к тому, что наиболее хорошенькие и наиболее кокетливые девочки нарвутся на свой страшный суд именно в гинекологическом кабинете».
читать дальше«Увиливание от медицинской диспансеризации в старших классах было сложнообразной технологией, передаваемой из уст в уста; меньшинство не желало обнародовать отсутствие невинности, большинство вынесло из культуры и воспитания, что быть носительницей женских половых признаков стыдно, и относилось к посещению гинеколога как к глубокой психологической травме».
«Всякий раз, когда я собираюсь замуж, я просчитываю, какой частью моего внутреннего мира заставит меня пожертвовать этот человек»-, говорит американка. «Общение с мужчиной имеет смысл только в том случае, если вы созидаете, а не разрушаете друг друга», - говорит француженка.
«Мужчина в среднем есть существо, клюющее на азартную внешнюю смесь греха и невинности до момента, пока он не может установить пропорций. Здесь его главные эрогенным зоны, ему хочется одновременно развращать и кастрировать вас; водите по эти эрогенным зонам пальчиком – и вы получите все: нежность (если у него было нормальное детство), деньги (если они вам нужны), душу если у вас хватит опыта и смелости иметь его в контексте отношений), потому что ему нужны не вы, а власть над вами. Если же по недомыслию или феминистской ориентации вы засветите собственный интеллект, собственную привязанность или и то и другое… вы проиграли. Потому что в девяносто девяти случаях из ста его занимает не ваша кожа и запах ваших волос, а иерархия властных функций. И количество ваших оргазмов он носит, как звездочки на погонах. Какая тоска!»
«Обучение феминизму состояло в том, что, пожив с мужчиной, делящим домашние обязанности пополам, воспринимаешь всякого другого как врага и обидчика. Мой второй муж научил меня осознавать себя большим подарком человечеству. Он научил меня решать проблемы, разделяя из на части, а не нагромождая до полного обвала. А еще тому, что счастливый брак – это не когда на седьмом году семейной жизни к тебе в окно влезают с букетом в зубах, а когда тебя ежесекундно уважают и не ходят ногами по твоей душевной территории»
«Я с большим подозрением отношусь к неразделенной любви. Романтизация неразделенной любви – это романтизация саморазрушения. Неразделенно любят люди со сниженной самооценкой, они выбирают нереальный вариант, потому что отапливают собственную жизнь отрицательной эмоциональностью. Им естественнее реализовать чувственность страдая, и повернись объект вожделений к ним лицом, они просто не будут знать, что с ним делать, потому что их родители и их правители не выдали им документов на право пользования счастьем. Я не верю в любовь, если в нее не вкладывают поровну. Отношения двоих должны быть копилкой, в которую оба бросают монетки, и когда она наполниться и будет вскрыта, только общие деньги смогу оплатить взаимное доверие, иначе любой союз превратиться в список взаимных долгов. И никто не выиграет.»
«Вот уже много лет мне не интересно быть пушечным мясом оправдания чужих ожиданий. Следует ли из этого, что я оправдала собственные? Моруа говорил, что ни одна женщина не наскучит даже самому выдающемуся мужчине, если будет помнить, что и он тоже человек. Этот принцип работает и наоборот»
«Мазохист от страдания получает не удовольствие, а разрешение на удовольствие. Но получение разрешения так изматывает его, что он вынужден остановиться на разрешении как на самостоятельном удовольствии. Доведенный до фарса христианский комплекс вины. Счастье — это все же готовность к удовольствию без последующей расплаты за него. Но этого нет в нашей культуре, и если оно приходит, то только вопреки, случайно, обманом»
«У моего любимого поэта и друга Александра Еременко есть такие строчки:
Все это называлось детский сад,
И сверху походило на лекало.
Одна большая няня отсекала
Все то, что в детях лезло наугад.
Ох, как я выучила жесты и походки этих нянь! Как легко их вычислить по открытым асексуальным лицам и голосам, напружиненным истиной в последней инстанции. Одна из этих нянь кричала о Марксе и Фрейде. Я примерно все о ней знаю. Она хорошо училась, была тихой и гордой той самой гордостью, которая не от щедрости, а от бедности. Ее никогда не выбирали на танцах, но она лучше всех готовилась к экзаменам, боялась модных шмоток, темноты и одиночества. Ей не трудно было бороться с плотью потому, что к переходному возрасту родители уделали ее так, что на пепелище можно было только разложить собрания сочинений классиков. Муж достался из того же вида спорта, но потенциальный неудачник. Самомазохистские переживания заменили сексуальные. Все побочные романтические истории были обречены с первых шагов, как все истории, начинающиеся с судорог страха вместо судорог сладострастья. Я никогда не видела ее детей, но беднягам придется прорабатывать все ее проблемы, потому что самое страшное, что может предложить вам детство — это мать с репрессированной чувственностью, которая введет вас в пластмассовый мир»
(q)